Картёжниками, видимо, рождаются; талант удачно играть в карты может присутствовать у человека, умом особым не отличающегося, а какой-нибудь умник, интеллектуал, в картах бывает странно беспомощен, не варят мозги у него на карты. Шпак-Дольт во всём был середнячком. Школу окончил кое-как, перелезая с двоек на тройки, а чтобы выше, тянул очень редко; четвёрка была только по физкультуре, поскольку он почему-то прыгал несколько дальше, чем другие. В институт поступать не захотел, и весь период жизни на Родине проработал на мелкой фабрике, но не в производственном цеху, а в комнатушке без окон, в которой он должен был следить за количеством и качеством картонного товара; в комнатушку ту мало кто заходил, а кто заходил – тут же зевал и спешил поскорее убраться. Но в картах Шпак-Дольт был молодец – резался лихо и успешно, и потому никогда не отказывался от предложений сыграть на деньги – в покер, в очко и в преферанс. Посему ничего в том удивительного, что только он добрался до Америки, как захотел посетить Лас-Вегас.

Не сразу ему это удалось: между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом лежали почти триста миль пустыни, порой невозможно жаркой пустыни, в которой радиаторная жидкость могла перегреться до кипения, а первые машины у иммигрантов, как правило, надёжностью не отличались. Кроме того, на такую поездку предстояли расходы на бензин, на гостиницу, на еду, а, главное, требовалась смелость раскошелить себя на азартные игры и смиренно предположить, что деньги эти слопает казино. По расчётам Шпак-Дольта, поездка в Лас-Вегас хотя бы на пару дней ему обошлась бы долларов в двести (что, правда, включало и траты на игры), а такого семья не могла позволить.

Однажды он просматривал газету под названием “Вечерняя Перспектива”, – из тех бесплатных местных газет, что по средам разбрасывали мексиканцы из потрёпанных грузовиков с деревянными высокими бортами. Шпак-Дольт иногда даже завидовал их с виду увлекательной работёнке. Темнокожие щуплые мужички, развалившись на горке из газет, швыряли тяжёленькие рулоны в полиэтиленовых пакетах, целясь попасть на тротуар, но то ли случайно, то ли нарочно попадали в башку какой-нибудь кошки, беспечно дремлющей на траве, в мусорный бак с отброшенной крышкой или внутрь открытого гаража. Итак, подобрав такую газету, и до последней страницы добравшись, Шпак-Дольт наткнулся на заголовок “Бесплатные поездки в Лас-Вегас”. Он прочитал всё объявление и не поверил своим глазам – поездка ему обошлась бы в пять долларов, либо совсем ничего бы не стоила.

– Да, – подтвердили по телефону, – эти поездки для всех желающих, с одним единственным ограничением: пассажиры должны быть не моложе двадцати одного года. Да, автобус из Санта Моники отходит по средам, рано утром, в шесть часов сорок пять минут. Поездка занимает ровно сутки, автобус посетит четыре казино. Где вы нашли нас? По газете? Тогда поездка будет бесплатной. Для этого вырежьте объявление и отдайте водителю перед посадкой.

Буквально в следующую среду Шпак-Дольт сидел в кресле автобуса, бесплатно везущего его в Лас-Вегас. Автобус, к немалому удивлению, оказался заполненным лишь на треть, в основном пожилыми болтливыми женщинами. Отдельно от всех, на переднем сиденье сидела привлекательная девушка с длинными платиновыми волосами. Все пять часов дороги в Лас-Вегас женщины рассказывали друг другу едва не о каждом серебряном долларе, который они, выбрав точный момент, опускали в правильный автомат. Потом эти женщины описывали, как, не дыша, взглядом впивались в крутящийся барабан, как обмирали после того, как левая секция барабана останавливалась на семёрке, как хватались они за сердце, когда появлялась вторая семёрка. И что за смятение было в душе, пока мучительно-бесконечно вращалась оставшаяся секция, и как они взвизгивали и плясали, когда и третья семёрка выскакивала, и в серебристый железный поднос со сладким, победным, райским звоном изливались серебряные доллары (Шпак-Дольт позже выяснил, что те доллары были металлическими фишками, и в них, конечно, не было серебра).

Он утомился от их базара и пересел поближе к девушке. Он постеснялся сесть рядом с ней, опустился на кресло через проход, пошутил над пожилыми балаболками, узнал, какой у неё акцент. Она была чешкой, звали Еваной, в Америке только несколько месяцев, работала нянькой в богатой семье, в Лас-Вегас поехала в первый раз.

Шпак-Дольт и не думал за ней волочиться, он трезво оценивал себя: ну что в нём цепляющего для женщин – с брюшком, раньше времени оплешивел, носатая морда, голос гнусавый, комплименты делает так отвратительно, что женщины отшатываются, заподозрив некое грязное намерение. Кому не приятно, однако, глядеть на молодое девичье личико, на взгляд обжигающую платину длинных сияющих волос, на нежные острые коленки из под плиссированной юбочки… Всё это взгляду досталось надолго, а что касается разговора, Евана быстро его закруглила парой, возможно, притворных зевков и тем, что к окну отвернула мордашку.

За окном было не на что смотреть – каменистая местность с редкими кактусами, называемая пустыней, хотя по-русски слово пустыня рисует безбрежные пески, чаще именуемые Сахарой. Редко возникали поселения, в которых ничто не цепляло взгляд, или проскакивало назад одно-единственное строение, кое-как слепленное из глины и напоминающее сарай, с крупным словом “Еда” на вывеске.

На границе Калифорнии с Невадой, примерно за сорок миль от Лас-Вегаса, оказалось первое казино, название которого в переводе означало “Усы Петра”. Водитель покашлял в микрофон, проверяя его на исправность и громкость, и сообщил, что “Усы Петра” – одно из тех четырёх казино, где остановится их автобус, но здесь их высадят не сейчас, а потом, на обратном пути, и те, кто в Лас-Вегасе проиграли, получат здесь возможность отыграться. После этого сорок миль промелькнули почти незаметно, и вот, далеко на горизонте, в просторной, лежащей внизу долине, внезапно, словно мираж в пустыне, возник игрушечный сказочный город из зданий с невиданной архитектурой.

Шпак-Дольт вошёл в двери казино, первого в жизни казино, и восхищённо замер на месте. Перед ним в разноцветном полумраке мерцали, вспыхивали, переливались сотни игорных автоматов; из каких-то, громким звоном будоража, высыпались выигранные монеты. Шпак-Дольт обошёл просторный зал, подолгу останавливаясь у столиков, за которыми играли в рулетку, покер, блэк Джек, крэпс и баккарат, потом бросил несколько монет в автоматы, принимавшие четвертаки. Автоматы вернули ему половину, после чего он дерзнул попробовать машину, глотающую доллары. Он обменял бумажку в пять долларов на серебристые веские фишки, которые автобусные тётки называли серебряными долларами, обошёл всё казино, пристально оглядывая автоматы; наконец, доверившись интуиции, подошёл к однорукому бандиту, опустил в него фишку и дёрнул ручку. Завертелись вертикальные барабаны, возникли одна за другой три семёрки, и в поднос для выигранных монет с грохотом посыпались серебряные доллары. Шпак-Дольт ошарашено на них пялился и даже не мог сообразить, сколько именно он выиграл.

– Неплохо, на доллар выпали двести, – сказал ему кто-то за спиной. – Жаль, что не бросили три монеты, тогда б вам досталось шестьсот долларов.

Окрылённый такой удачей, Шпак-Дольт хотел наброситься на автоматы, но внутренний голос ему предложил больше не тратиться на игры и покинуть Лас-Вегас победителем. “Итак, – думал он, возвращаясь домой, – я обнаружил прекрасный способ зарабатывать деньги легко и стремительно, да ещё получая удовольствие. Почему бы не стать мне игроком? ” Объехав книжные магазины, он собрал целую библиотечку из книг об азартных играх Лас-Вегаса, о выигрышных системах, о прославленных игроках. По дешёвке, на гаражной распродаже, приобрёл миниатюрную рулетку и картонный столик игры в крэпс. Позже, когда появился компьютер, купил программу “Игры Казино”. Используя тот же бесплатный автобус, он ездил в Лас-Вегас каждую среду, и там, играя на мелкие деньги, пробовал и отшлифовывал системы, вникал в тонкости поведения крупье, пит-боссов, официанток и устойчиво успешных игроков, учился денежной дисциплине. Он скрупулёзно считал и записывал все свои выигрыши и проигрыши, и в результате обнаружил, что не выигрышные системы, а именно денежная дисциплина больше всего ему помогала сводить свои проигрыши к минимуму.

Самым ценным в той дисциплине оказалось где-то вычитанное правило: из мелких выигрышей половину решительно откладывать в карман и этих денег никак не касаться; а если выигрыш был крупнее, блюсти правило hit and run (выиграл и беги), – то есть делать именно то, что он сделал в первой поездке. И даже в больнице оказавшись из-за инфекции в ладони, он попросил одного приятеля привезти в больницу колоду карт и книгу о том, как, играя в очко, научиться карты считать.

В больницу попал он из-за, казалось бы, самой ничтожной ерунды. Чистил картошку, порезал палец, вытекла пара капель крови, обмыл водой ранку, зажал салфеткой, кровь остановилась, и всё, кажется. Но ранка не хотела заживать. Боль, типичная для нарывов, захватила весь порезанный палец, потом завладела всей ладонью, и временами всплески боли ощущались почти до локтя. Все прежние мелкие нарывы Шпак-Дольт излечивал таким образом: подержит несколько раз палец в горячей, еле терпимой воде, и инфекции как не бывало. Наполнив тазик горячей водой, он опустил в него руку по локоть, и от пронизывающей боли то ли на миг потерял сознание, то ли ему так показалось.

– Ещё каких-нибудь несколько дней, и вы могли потерять всю руку, – сказал ему врач из скорой помощи.

– Не может быть! – изумился Шпак-Дольт. – Я ранил руки тысячу раз, но ни разу такого не случалось.

Лицо пожилого эскулапа, давно утомившегося от вздоров, изрекаемых безмозглыми пациентами, передёрнула кислая улыбка:

– Не зарекайтесь. Всё может быть. Из дома моей младшей сестры надо сойти по трём ступенькам. В том доме она прожила лет тридцать. Ну-ка, попробуйте сосчитать, сколько раз за все эти годы она сошла по этим ступенькам. Сестрёнка всю жизнь занималась спортом, никогда в рот спиртного не брала, а вот, год назад, выходя из дома, поставила ногу как-то не так, упала, сломала себе бедро, от операции отказалась, поскольку нечем было платить, а страховки у неё не оказалось; от непрерывного лежания начались закупорки сосудов, и недавно мы её похоронили. Вы порезали палец на самом сгибе, а там есть канал, ведущий в ладонь, вот туда инфекция и проникла. В другом месте возник бы нарыв, его бы надрезали, сам бы лопнул, и гной бы вышел через нарыв. Но на ладони кожа особенная, нарыву на ней трудно возникнуть, вот гной там и накапливается постепенно, ищет другие места, где выйти, и так постепенно распространяется, вызывая заражение крови. Вам нужна мелкая операция и больница на несколько дней.

Пока гной выходил из ладони через пластмассовую трубочку и между болезненными перевязками, Шпак-Дольт научился искусству подсчитывать выпадающие пятёрки, десятки или тузы, и, таким образом, определять шансы на удачу или неудачу, уменьшать ставки или увеличивать.

Супруге не нравилось всё это: муж исчезал на два дня в неделю, а главное, он проигрывал деньги. Не сразу узнала она, что проигрывал. Сначала она верила мужу, что системы, которые он изучил, помогали ему возвращаться с выигрышем или, по крайней мере, без проигрыша. Ничего удивительного, между прочим. Вряд ли можно найти игрока, который, вернувшись из казино, честно признался бы супруге:

– Уж ты, дорогая, не обессудь, проигрался я в этот раз, продул эдак долларов пятьсот.

Нет же. Соврёт с самой честной рожей:

– В этот раз не так повезло, всего пару сотен наварил.

Но деньги, тем временем, улетучивались, и супруга смекнула, в какую трубу. Узнавая про страсть её супруга, все знакомые усмехались, качали головой и говорили: в Лас-Вегасе выиграть невозможно, он должен бросить азартные игры, это страсть, она, как наркотик, она до добра не доведёт, все игроки несчастные люди, и сами нищенствуют, в долгах, и семьи свои делают несчастными.

Жена, наконец, закатила скандал, в котором не раз повторялась фраза: ты нас скоро по миру пустишь. Шпак-Дольт хлопнул дверью, уехал к приятелю и несколько дней у него ночевал. Жена предложила расторгнуть брак, на что он сначала согласился. Делить им было пока нечего, – не нанимать же адвоката ради почти бесплатной мебели, в основном подобранной с мусорных свалок, да ради потрёпанной машины. Остыв от скандала и подумав, они решили не разводиться. Благоразумный был поступок. Если иммигрировал без денег, не под крыло богатого дядюшки, новую жизнь начинать на чужбине тревожно и трудно во всех отношениях. И вот когда браки проверяются, насколько крепко они сколочены, и вот когда сколоченные кое-как распадаются так легко, что непонятно, что их скрепляло.

Работать на кого-то не хотелось, но без начального капитала ни свой бизнес, ни даже с партнёром Шпак-Дольту завести не удавалось. Пришлось погнуть спину в русской химчистке, потом набрались какие-то деньги, сложилась кредитная история, нашлись ещё двое иммигрантов, пожелавших в бизнесе объединиться, и вот он – хозяин, пусть только на треть, магазина по прокату видеокассет, в котором постепенно набралась большая коллекция русских фильмов. Партнёрство, как водится, не сработало, не поделили того, да этого, едва друг другу морды не набили, и разошлись большими врагами. Попробовал он и другие бизнесы, в каждом сводил концы с концами, но ни в одном не преуспел. Лас-Вегас он навещал всё реже, и даже, как будто, охладел к своим любимым карточным играм. Выходит, напрасно жена испугалась и предложила развестись: он не был, оказывается, человеком, подверженным пагубным страстям.

Надежда на Лас-Вегас, впрочем, не увяла, он просто в сторонку отложил этот вариант разбогатеть. Пока не подвернётся новый бизнес, он сконцентрировался на лотерее. Он покупал по десять билетов, розыгрыш был два раза в неделю, иначе, ежемесячно на лотерею он тратил по восемьдесят долларов. Пять месяцев он ничего не выигрывал, но вот вам упорство и постоянство: они в состоянии оборотить надежду даже на лотерею пусть не в пресловутый миллион, но в сумму, достаточную для того, чтобы на неё приобрести магазинчик деликатесов. Магазинчик он купил по дешёвке, поскольку тот не давал дохода, но предыдущий опыт в бизнесе его почему-то убедил в том, что он сможет наладить бизнес и сделать его более чем доходным. Пока ему это не удавалось, поскольку в его магазин “Ностальгия” досадно нечасто забредали либо русские иммигранты, которые соскучились по селёдке, буженине, пельменям, пирожкам, “Советскому” шампанскому и торту “Киевский”, либо пожилые американцы, у которых бабушка или дедушка когда-то выехали из России.

Шпак-Дольту по-прежнему хотелось чего-то связанного с Лас-Вегасом, с этим манящим сверкающим городом среди унылой Невадской пустыни, с местом, куда миллионы людей везли миллиарды своих долларов. Его восхищал этот странный бизнес, бизнес, который заманивал толпы надеждой легко приумножить деньги, и толпы, зная, что казино в конечном счёте всегда будет в выигрыше, тем не менее с деньгами расставались охотно, легко и порой даже весело.

Шпак-Дольт этот бизнес как-то сравнил с тем, как легко зарабатывал деньги парень с пропитой физиономией в одном из туристских мест Калифорнии. Он просто сидел посреди толпы, на плече у него была обезьянка, он предлагал проходившим туристам показать обезьянке четвертак, обезьянка к туристу подбегала, аккуратно брала у него монету, кланялась, роняла четвертак в широкий карман своего костюмчика, возвращалась на хозяйское плечо. Все, кто такое замечали, обступали человека с обезьянкой, и та, бегая, как челнок, между туристами и хозяином, едва успевала хватать монеты. Шпак-Дольт, восхищённый таким способом перекачивать деньги в свой карман, подсчитал, что примерно минут за пятнадцать туристы охотно и со смехом расстались примерно с тридцаткой долларов. То есть за час, – прикинул Шпак-Дольт, – человек заработал сто двадцать долларов.

Великолепие Лас-Вегаса не оставляло Шпак-Дольта в покое, и его живо интересовала любая с ним связанная информация. Он знал, что в Лас-Вегасе продаётся, и по какой цене продаётся, какие развлечения предлагаются, сколько платить за проституток, какие профессии там нужны, кто сколько зарабатывает, и так далее. Одна за другой приходили идеи, как и ему откусить от Лас-Вегаса какой-нибудь лакомый кусок, но без солидного финансирования все те трепещущие идеи задыхались и быстро погибали, как рыбины на песке.

Один из последних его замыслов терзал его вот уже несколько месяцев, и он с нетерпением ждал приезда старого приятеля Шилухаметова, который умудрился разбогатеть, даже Россию не покидая.

Шпак-Дольт поведал Шилухаметову о своей заветной мечте выкупить в Лас-Вегасе кусок земли недалеко от аэропорта. Её разорившийся владелец просил за участок всего миллион.

– Мне стало известно, – продолжил Шпак-Дольт, – что владелец согласен разбить платёж: начальный взнос в полмиллиона и остальное – ипотека. Конечно, я сам всё не потяну, но если бы ты дал пятьсот тысяч, я остальное беру на себя. Банк мне, возможно, не даст весь заём, но с помощью финансовых ухищрений…

– Ты чё? В тюрьму засадить нас хочешь? – осклабился Шилухаметов, никогда не нуждавшихся ни в кредитах, ни в каких-то финансовых ухищрениях, ибо всё делал за наличные. Он в ухищрениях съел собаку, но под ними имелось совсем не то, о чём пытался сказать Шпак-Дольт. Под ухищрениями Шилухаметова имелись в виду нелегальные действия, начиная от подделок документов, до ликвидации конкурентов. Шпак-Дольт попытался пояснить, о каких ухищрениях он говорил, но опутал друга такими сложностями, что вызвал в его несложном мозгу короткое замыкание. Шилухаметов потряс головой и решил, что ему лучше не вникать, а кроме того на хорошее дело у него отыскался бы и миллион, и сколько там надо миллионов. Не мешает, однако, пояснить, что под хорошими делами Шилухаметов имел в виду обороты не меньше, чем в сто процентов.

– На этом участке, – мечтал Шпак-Дольт, – мы могли бы построить казино. В Лас-Вегасе нет казино в русском стиле. Мы могли бы назвать его “Пётр Великий”. Уверен, что идея казино заинтересует новых русских, и даже правительство России. Они помогли бы его выстроить с большим размахом и в русском стиле. Я предпочёл бы иметь дело не с новыми русскими, а с правительством, с ним безопаснее и надёжнее. Русские лидеры, безусловно, проявят немалый интерес к тем фантастическим доходам, которые приносят казино Лас-Вегаса. Нам пришлют лучших архитекторов, художников и оформителей, нам привезут люстры, картины, ковры, скульптуры, и много прочего, с уклоном в русскую старину. Церетели создаст статую Петра, высочайшую статую в Лас-Вегасе, головой выше крыши казино, со шпагой взметённой до облаков. Отель, как водится, будет сзади, с кремлёвскими зубцами вдоль всей крыши. Да, и церквушка не помешает, где-то рядом с центральным входом, с куполами, крестами и колокольней. Когда казино будет готово, вожди, правительственные чиновники, новые русские, кто угодно, будут в Лас-Вегас прилетать прямыми рейсами из Шереметьево, будут там жить, играть, напиваться и развлекаться в русском стиле.

– Ага, привезём русских цыган. И девочек тоже, покрасивее, – сказал, загораясь, Шилухаметов. – Беру на себя связи с правительством.

– Это как? – подивился Шпак-Дольт. – Ты же сейчас, кажется, в Якутии. Как же ты оттуда до Москвы дотянешься?

– Деньги дотянутся до всего, – усмехнулся Шилухаметов.

Не откладывая дела в долгий ящик, они договорились через пару дней съездить в Лас-Вегас, взглянуть на землю и прикинуть свои шансы на успех.

– Воняет, – сказал вдруг Шилухаметов, поводя приплющенным носом, который, как лунки поверхность луны, покрывали следы от оспы. Он запах бензина давно почуял, с момента их встречи в ресторане, но думал, что это ресторан почему-то пропах бензином; может, подумал по-сибирски, здесь таким образом травят клопов или, скорее, тараканов. – Бензином воняет. И только у нас. Я ходил отливать, нигде не воняет. И вроде, всё от тебя воняет. Ты чё, заправлялся до ресторана?

– Ага, заправлялся, – сказал Шпак-Дольт. – Бак свой маленько переполнил, вот и попало немного на руки. Бензин приставучий. Как руки не моешь…

Шпак-Дольт говорил другу неправду. Бензином тянуло не от рук, а от того интимного места, без которого мужчина не мужчина, и в котором порой заводится живность, в народе называемая мандавошками. Заводится живность, однако, не так, как уверяют друг друга любовники или кто-то в супружеской паре, а живность эта передаётся от человека к человеку, как блохи путешествуют от кошки к кошке. Иначе, нужен телесный контакт, либо чужая простыня, либо обмен нижним бельём, который случается по ошибке, а иногда по дурным наклонностям. Если б Шпак-Дольт проживал в России, где, говорят, секс почти свободный и даже мужчины в его возрасте, с его рядовой лысой наружностью, меняют любовниц, как перчатки, он бы не скоро догадался, от кого к нему попали мандавошки. Но в США, где пуританизм, женатый мужчина не без труда находит сговорчивую любовницу (речь не идёт о проститутках). В США одинокие американки избегают женатых мужчин, и потому женатым мужчинам приходится прикидываться неженатыми. Шпак-Дольт соблазнил американку тем, что он холост, бизнесмен, сейчас находится в командировке, а потом пригласил в дорогой ресторан и в номер пятизвёздочного отеля.

Буквально на следующий день жить ему стало неудобно по причине омерзительного зуда в месте, которое можно почёсывать только в полнейшем одиночестве. А тут и супруга его возникла с тем же зудящим неудобством. Оставалось руками разводить и сетовать на некий унитаз в некоем общественном туалете, на который Шпак-Дольт недавно уселся, забыв под задницу подстелить бумажное сиденье унитаза или куски туалетной бумаги. Супруга и верила, и не верила, но даже если бы и поверила, страданье ничуть бы не облегчилось. Ехать позориться перед врачом она решительно отказалась, потому оставались народные средства, одно из которых по телефону посоветовала старая приятельница, проживавшая в Вышнем Волочке, то есть в таком безопасном месте, из которого сплетне трудно проникнуть через границы нескольких стран, через волны Атлантического океана, через всю территорию Америки, чтобы добраться до людей, хорошо знающих Шпак-Дольтов.

– Обмажь, пропитай потроха бензином, крабы твои подохнут за сутки, – посоветовала опытная приятельница.

Шпак-Дольт тут же ринулся в гараж, отсосал из машины в пустую банку, и супруги проделали всё в ванной, запахшей, как запущенная бензоколонка, и без всяких эротических эмоций подставляя друг другу срамное место. Эту уникальную процедуру они проделали рано утром, после почти бессонной ночи, в день встречи Шпак-Дольта с давним приятелем.

Всё ещё морщась от бензина, Шилухаметов засёк улыбку, явно нацеленную на него и принадлежавшую лицу незнакомой красивой женщины. “Классные шлюхи”, – подумал он, отвечая ухмылкой на взгляд Тамары. Давно он приметил её и Анну, но надо было выслушать приятеля, его идею про казино. “Те шлюхи – товар не дешёвый, конечно. Дешёвок давно бы разобрали, а эти цену себе знают, поди уже скольким отказали. Ну, а таким, как мне не отказывают, меня никакая цена не смутит”. С этими мыслями он приблизился к столику Анны и Тамары и пригласил Тамару на танец. Та для приличия удивилась, сделала вид, что не уверена, взглядом посоветовалась с приятельницей.

“Чёрт конопатый, – подумал Шпак-Дольт, наблюдая за тем, как его приятель ведёт Тамару на танцплощадку. – Мужской физической красотой он меня нисколько не перебил, почему же все бабы, его не зная, так цепляются за него. Чутьё у них, что ли, на богатство?”

– Извините, пожалуйста, – кто-то сказал, перебивая его мысли.

Шпак-Дольт поглядел туда и сюда, и взгляд, наконец, поймал мужчину с приветственно поднятой рукой, сидевшего за столиком на одного, шагах, по крайней мере, в десяти. Странно, сидел он не так уж близко, и говорил спокойным голосом, но, не придушенные ни голосами, ни громкой музыкой ресторана, слова прозвучали так отчётливо, будто сидел он в двух шагах.

– Извините, пожалуйста, – повторил он, направляясь в сторону Шпак-Дольта. – Я случайно услышал вашу беседу об участке земли в Лас-Вегасе. Не возражаете, я присяду? – спросил он, дотронувшись до стула, за которым сидел Шилухаметов.

“Чего ему надо”, – подумал Шпак-Дольт, встревоженный тем, что ещё кому-то может показаться интересной идея русского казино.

– Вам, право, не стоит беспокоиться, – говорил незнакомец мягким голосом. – Я ни в коем случае не конкурент. И не напрашиваюсь в партнёрство. Напротив, вам очень повезло в том, что я нечаянно услышал вашу беседу с Шилухаметовым…

Шпак-Дольт изумился: – Вы с ним знакомы?

– Да, мы как-то столкнулись в Якутии. Он меня, может быть, и забыл, но я, такой уж мой маленький грех, я никого не забываю. Так вот, о вашей крупной мечте создать казино “Пётр Великий” (кстати, хвалю вас за название). Я мог бы вам очень пригодиться в качестве бесплатного консультанта. Я знаю Лас Вегас, как пять своих пальцев. Да и мои знакомства в России, можно сказать, на высшем уровне…

– Да вам-то зачем? Зачем вам бесплатно?

– Зачем? – Абадонин улыбнулся так широко, так дружелюбно, что Шпак-Дольт невольно сам улыбнулся, при этом, однако, не ослабляя степень недоверия к незнакомцу. – А затем, что меня всегда привлекают большие человеческие мечты. А деньги меня не интересуют. Если мне деньги не нужны, у меня их, можно сказать, и нет. А если понадобятся зачем-то, то тут же появляются в достаточном количестве.

– Вы говорите, как миллиардер.

– Да что вы, какой там миллиардер. Деньги, богатство, – всё это расплывчато… Впрочем, мы отвлеклись от Лас Вегаса. Скажите, вы хорошо продумали идею русского казино? Создали ли чёткую картину того, как мечта ваша будет выглядеть во всех мелочах реальной жизни? Сумели ль представить себя самого в качестве владельца казино? Как если бы в зеркало заглянули, и там бы увидели себя после сдачи казино в эксплуатацию?

– Ну, попытался немного представить, – сказал неуверенно Шпак-Дольт. – Об этом, по-моему, рано думать. Главное, как найти миллион для приобретения земли.

– Не рано, любезный мой, не рано. К реализации мечты можно, конечно, идти вслепую, но так, скорее всего, заблудишься и никогда не дойдёшь до цели. Хотите, я помогу вам представить вашу жизнь через три года?

– Ну-ну, – усмехнулся Шпак-Дольт, – попробуйте.

Незнакомец коснулся его руки, и Шпак-Дольт оказался в спальне, залитой низким утренним солнцем. В спальню вкатился тихий стук. Шпак-Дольт разомкнул тяжёлые веки на большие настенные часы. Восемь утра. В такую рань он давно уже не вставал. Будильник он вышвырнул в окно, когда омерзительный его звон разбудил его утром после бала по случаю открытия казино. Теперь он вставал, когда хотел, и чаще сбрасывал ноги с кровати не раньше одиннадцати утра.

– Что там? – спросил он у двери, а точнее, у стоявшего за ней Владимира, его личного секретаря.

– Хочу вам напомнить, – сказал Владимир, приоткрывая дверь настолько, чтобы просунуть в неё голову, и не пытаясь отвести блудливые насмешливые глаза от обнажённого бедра женщины, разметавшейся рядом с боссом. – У вас в девять утра встреча.

– Ладно, иди, – отмахнулся Шпак-Дольт.

Дверь закрылась. Шпак-Дольт полежал, пытаясь припомнить, с кем ранняя встреча. “А, – припомнил, – с каким-то типом, который вчера поселился в пентхаузе, вчера же продул сто тысяч долларов, играя, кажется, в баккарат, и вчера же, изрядно опьянев, попросил аудиенции у хозяина, и именно в девять часов утра”. От такого запроса простого смертного Шпак-Дольт бы небрежно отмахнулся, но тому, кто себе позволяет пентхауз, да за вечер проигрывает сто тысяч, стоило внимание уделить. Шпак-Дольт ещё повалялся в кровати, глядя на женщину рядом с собой и вспоминая её имя, но пока плохо соображал после пирушки с губернатором, а какой области, чёрт его знает. Потом, со стонами от неудобств, причинённых вчерашним перебором, он выкарабкался из кровати.

Жилище Шпак-Дольта занимало предпоследний этаж отеля. Он мог бы, конечно, поселиться и на самом последнем этаже, где были хоромы для гостей самого высокого калибра. Но к чему так выпячивать себя, давать повод совету директоров для недовольства и лишней критике. Номер на последнем этаже не стоило также занимать из-за финансовых соображений: за день проживания в пентхаузе платили двадцать пять тысяч долларов, и эти шикарные хоромы не только не пустовали, на них заведён был список желающих, а кто хотел продраться вперёд, должен был добавить десять тысяч.

Несколько кранов в ванной комнате были не просто цвета золота, они состояли из чистого золота. Шпак-Дольт не нуждался в такой уж роскоши, краны ему достались случайно, от проигравшегося араба, который в попытке отыграться обменял краны на доллары. Он проиграл и эти доллары, а краны Шпак-Дольт забрал себе. Любопытно, конечно, было бы знать, как эти краны попали к арабу, а ежели он их привёз с собой, то что он собирался с ними делать. О том араба спросить не успели, он утром улетел в свою пустыню, щедро выбрызгивающую нефть, а нефть – это новое богатство и, если захочешь, новые краны из любого драгоценного металла. По большому счёту, какая разница, из чего сделаны краны, но нет, дотрагиваясь до них, Шпак-Дольт неизменно ощущал, что он дотрагивается до мечты, которая уже осуществилась.

Пока Шпак-Дольт пропадал в ванной, Владимир вкатил тележку с завтраком в гостиную с диванами из белой кожи, с гигантским экраном телевизора, с баром, почти как бар в ресторане. На тележке, кроме соков, фруктов и еды, стоял запотевший графинчик с водкой, предназначенной для опохмела. Оглянувшись на дверь, ведущую в ванну, Владимир отпил пару глотков, потом зашёл в спальню, похлопал по ляжке полу-проснувшуюся женщину, и грубовато велел ей убраться. Он не стал отводить глаза от её складного тела, пока она вскакивала с постели и искала свою одежду. Платье, похожее на комбинацию, валялось у кровати на полу. Владимир его подобрал двумя пальцами, бросил женщине через кровать, она подхватила его подмышку и, как была, в джи-стринг и бюстгальтере, выскользнула в гостиную и из гостиной в коридор.

После завтрака до девяти оставались минут пять, как раз достаточно для того, чтобы на лифте спуститься вниз, до переговорного помещения. Там, обвалившись в первое кресло, Шпак-Дольт, чтобы больше освежиться после вчерашнего перепоя, попросил ещё стопочку водки. Та незамедлительно возникла в пальцах личного секретаря, как возникают всякие вещи из рукава циркового фокусника. В переговорном помещении они посидели пятнадцать минут. Шпак-Дольт очень точно определил причину того, что человек, попросивший аудиенции, так и не появился.

– Перегулял, и всё ещё дрыхнет, – сказал он Владимиру, усмехаясь, и они опустились на этаж, где находилось казино.

Несмотря на довольно ранний час, когда большинство гостей Лас Вегаса ещё досыпали, плескались в душах или завтракали в ресторанах, в казино уже кое-кто поигрывал. Перед игорными автоматами сидели женщины того возраста, в котором в попытках разбогатеть уже не надеются на бизнес, на спекуляции на бирже или на богатого жениха, а надеются только на три монеты, бросив которые в автомат, можно выиграть джек-пот. Большинство этих женщин были толстушками, одетыми в чёрные балахоны, поскольку считали, что чёрный цвет утончает женское тело. Дымя сигарету за сигаретой, они не сводили усталого взгляда от крутящихся барабанов и, не теряя ни секунды, нажимали на кнопки автоматов. Почти все столы для игры в крэпс, блэк джек, баккарат, рулетку, покер отдыхали от бурной ночи. За одним только карточным столом торчал небритый помятый мужчина, очевидно, игравший всю ночь напролёт, проигравший, похоже, жуткие деньги, и упрямо пытавшийся отыграться. Характер, конечно, хорошее дело, но лучше его не проявлять в таких заведениях, как казино.

Наткнувшись на менеджера смены, Шпак-Дольт отчитал его за то, что он ещё не нашёл улик против весьма симпатичной дилерши, недавно заподозренной в мошенничестве. Камеры, нацеленные на её стол, не раз показали ту же компанию необычно успешных игроков, и это наводило на подозрение, не сговорились ли они с дилершей облапошивать казино. Шпак-Дольт пригрозил плешивому менеджеру, что если его роман с дилершей будет и дальше его ослеплять, то он не только его вытурит, но и супруге сообщит и об этом последнем амуре, и обо всех предыдущих шашнях. Менеджер принял угрозу серьёзно, поклялся, что с дилершей всё закончено, заверил, что выделит двух человек, которые будут вести за дилершей непрерывное наблюдение и с пола, и с потолка, что видеозаписи всех наблюдений будут просматриваться им лично.

– Другое дело! – сказал Шпак-Дольт, похлопав менеджера по плечу.

Работник тот был, в самом деле, хороший, но бабы есть бабы, уж скольким мужчинам они исковеркали карьеру, а то и всю жизнь под откос пустили.

Шпак-Дольт поморщился от ощущений от вчерашнего перепоя и решил закончить обход казино. В голове завертелись, мешая друг другу, варианты, как улучшить самочувствие. Опохмел был использован уже, и пока не очень то помогал. Другой вариант – вернуться в квартиру и доспать пару часов. Третий – отправиться в русские бани. Шпак-Дольт выбрал третий вариант.

Чем лучше развлекается толпа, тем быстрее она расстаётся с деньгами. В казино “Пётр Великий” главным привлечением толпы являлись русские бани. Они занимали большую площадь, половину цокольного этажа. Направление в эти бани указывали девушки на табличках, обнажённые именно на столько, чтоб нельзя было придраться, что совсем голые. Эти таблички были разбросаны по всей территории казино, и все они указывали в центр, где был ведущий вниз эскалатор.

Абсолютно весь персонал бань, включавший приветствующих, кассирш, разносчиков напитков, массажисток, банщиков и уборщиц, состоял из молоденьких девушек, тщательно подобранных в России. Все они были, как на подбор: стройные, как свечи, длинноногие, с идеально слепленной грудью, с полудетскими смазливыми мордашками. А одеты…, куда там до этих девочек американским официанткам из ресторанов системы “Хутерс”. В тех ресторанах с эмблемой совы девочки тоже хороши, одеты в тугие майки и шортики, и все мужики, принимая пиво, не могут глазами не обласкать грудь в низком разрезе маечки, а когда она от стола отходит – её маленький крепкий задик. Девочки в банях “Петра Великого” были одеты так минимально, что человек с ненарушенным зрением на расстоянии в десять метров мог подумать, что девочки голые, что там, в русских банях возможны любые сексуальные приключения. Однако, управление казино оберегало репутацию солидного, чистого предприятия. Конечно, для правительственных шишек, знаменитостей и богачей предоставлялись любые услуги, включая и групповой секс, но это никак не афишировалось. Вход в эти бани стоил пустяк, всего по двадцатке на человека, и эта двадцатка покрывала напитки в любом количестве, и все имеющиеся услуги, за исключением массажа. Бизнес на банях терял деньги, но чего только не сделаешь, чтобы клиентов заманить на территорию казино, и чтобы до бани или после они бы во что-нибудь поиграли.

Массаж тоже стоил недорого, за час всего тридцать пять долларов, но какой это был тайский массаж! Клиент, пожелавший тайский массаж, традиционно облачается в рубашку и короткие штанишки. А здесь, в банях “Петра Великого”, клиенту давалось право выбора: в одежде или совсем без одежды. Большинство, и все мужчины подряд предпочитали быть без одежды. И до чего же было приятно ощущать на своём обнажённом теле плотные, несколько болезненные, замирающе длительные касания обнажённых ног, бёдер, груди очаровательной русской девушки, которая гладила вас и мяла, и тихим и нежным голоском с немалым акцентом уточняла: всё хорошо? всё в порядке, сэр?

Шпак-Дольт попросил массаж послабее, чтоб никаких болевых ощущений, и во время массажа уснул. Разбудил его всё тот же Владимир. Шпак-Дольт бы ещё подремал в полумраке, под расслабляющую музыку, но он Владимиру не возражал, ибо не он, а Владимир знал, какие дела и расписание. Пока он споласкивался в душе, секретарь сообщил, что тот человек, не явившийся утром на свидание, снова потребовал аудиенции, и что, мол, встреча его со Шпак-Дольтом чрезвычайно важна для них обоих.

– Ты хоть спросил, почему важна? И зачем вообще встречаться?

– Он не хотел говорить об этом. Сказал, что причину он скажет вам лично. Кажется, очень крутой мужик. Внешне похож на итальянца.

– Может, кавказец? – спросил Шпак-Дольт. – Или какой-нибудь мафиози?

– Нет, не кавказец, – уверил Владимир. – А что касается мафиози… На всякий случай, мы позовём пару хороших телохранителей.

– Это уж точно, позовём, – пробурчал Шпак-Дольт, совсем не настроенный встречаться с неясно каким типом. Ему можно было и отказать, но глупо отказывать человеку, который пополнил казну казино не на пустяк, а на сто тысяч, и который, если его обласкать, может раскошелиться ещё. – Ну, и во сколько он хочет встретиться?

– Он хотел в час, но я сказал в три. После вашего ланча и сиесты.

– Правильно сделал, – сказал Шпак-Дольт.

Крохотный лифт, о котором знали только работники казино, поднял их в крутящийся ресторан под названием “Гагарин”. Оттуда открывалась круговая панорама на знаменитый бульвар “Лас Вегас” и на все вдоль него выстроившиеся казино, на город, растёкшийся до гор, так порыжевших и облысевших от беспощадного солнца пустыни, что такие же горы, едва не обугленные, возможно, находятся на Марсе. Низко внизу день и ночь суетились автострады с автомобилями, и в недалёком аэропорту часто взлетали и приземлялись большие и маленькие самолёты. На горизонте город душила каменистая жаркая пустыня.

“Гагарин” был открыт круглосуточно, и был знаменит своим шведским столом. Главной была русская кухня, в таком грандиозном ассортименте, что многие блюда удивляли сложностью их приготовления, и вообще о них если и слышали, то из каких-нибудь старых романов. Повара были тщательно отобраны в лучших московских ресторанах, и платили им настолько замечательно, что их бы не мог переманить даже хвалёный парижский “Распутин”. Ресторан был заполнен постоянно, и чтобы в долгой очереди не застрять, многие бронировали столики. Разумеется, на некоторых столиках для неожиданных важных гостей всегда стояла табличка “Броня”, за таким столиком и отобедали Шпак-Дольт и его секретарь. Шпак-Дольт частенько питался в “Гагарине”, уж слишком было трудно отказаться от его замечательных яств, от них и брюхо его пузырилось значительно больше, чем хотелось. Вот и сейчас, набив животы, с осоловевшими глазами, они было двинулись отдыхать, как Владимир, взглянув в свой календарь, резко остановился.

– Одна накладка, Давид Аронович. Директор ансамбля “Моисеева” вас поджидает в концертном зале.

– Она уж ансамбль приволокла? – Спросил Шпак-Дольт с неудовольствием, ибо его обмякшее тело распласталось мысленно на кровати, а ноги, чёрт бы побрал Владимира и Моисеевский ансамбль, должны были тащиться через казино, туда, где концертный зал находился.

– Она приехала на разведку и договориться об условиях.

– Иди-ка к ней сам. Ты знаешь условия. Заплатим им меньше, чем балеринам. Скажем, на десять процентов меньше, чем танцорам Большого театра. Подсунь ей наш стандартный контракт, измени только имя, дату и цену. Дай ей время это обдумать. А я постараюсь с ней встретиться вечером.

Владимир убрался с глаз долой, и уже через несколько минут Шпак-Дольт не мысленно, а наяву, наспех сбросив с себя всю одежду, окунулся в свою кровать. И как хорошо, когда хочется спать, оказаться в кровати в одиночестве! Уж слишком часто в своей кровати он находил новую женщину. Но сделать Владимиру замечание – значит себя, как мужчину, принизить. Не дай бог подумает, что у босса половое влечение ослабевает.

После полуденной сиесты раскачаться было совсем не легко. Владимир принёс крепкого кофе. Мозги Шпак-Дольта зашевелились.

– Как звать того типа, что в три часа?

Владимир проверил свой блокнот.

– Он представился, как Вервейко. Я, кстати, с охраной договорился. Будут следить за ним в оба глаза.

“По фамилии, вроде, украинец, хотя в ней имеются все буквы, чтобы составить слово еврей, – размышлял Шпак-Дольт в скоростном лифте. – Надо охрану предупредить, чтобы не только в четыре глаза, чтоб руки держали ближе к оружию”.

Ступив в комнату переговоров, он увидал не одного, а сразу пятеро крупных мужчин. Двое из них ему были знакомы, они по мере необходимости были его личными телохранителями. Из трёх других один сидел в кресле, на столе перед ним лежал дипломат. Другие, похожие на громил, с гладко выбритыми черепами, одетые в чёрные кожанки, стояли в разных углах комнаты. Тот, кто сидел, легко вскочил с кресла.

– Вервейко, – сказал он, сжав руку Шпак-Дольта. – Извиняюсь за утреннюю неувязку.

По физиономии Вервейко было невозможно угадать, какой он именно национальности. Нет, на кавказца не похож, хотя и чернявый, и горбоносый. Средиземноморское лицо.

– Кто эти люди? – Шпак-Дольт обернулся на стоящих в углу бугаёв.

– Эти ребята? Мои помощники. Они нам совсем не помешают. А эти, – Вервейко указал на телохранителей Шпак-Дольта. – Они, понимаю, ваши помощники?

Шпак-Дольт предпочёл бы удалить помощников его гостя, но не осмелился это потребовать. Недовольный собственной нерешительностью, он косо взглянул на Владимира. Тот ухмыльнулся, пожал плечами. Шпак-Дольт показал Вервейко на кресло.

– Так чем могу оказаться полезным?

– Многим. Многим, – сказал Вервейко, ноги закидывая на стол. Он, очевидно, насмотрелся американских ковбойских фильмов, в которых шериф не сидит иначе, как закинув ноги повыше.

– У меня к вам деловое предложение. Мне нравится ваше казино. Я хотел бы его постепенно выкупить. Поскольку контрольным пакетом акций владеет российское государство, выкупить все акции у государства я, конечно, вряд ли сумею. Но выкупить акции у вас, мне кажется, будет совсем нетрудно. Молодой человек, – спросил он Владимира, – какой процент акций у вашего босса?

– Двадцать процентов, – сказал Владимир.

Шпак-Дольт взглянул на него с изумлением. Как может его личный секретарь разглашать внутреннюю информацию?

– Спасибо, дружище, – сказал Вервейко. – А вам, господин Шпак-Дольт, на Володьку не стоит обижаться. Помощник ваш только подтвердил общеизвестную информацию, которую каждый, кому не лень, может извлечь из интернета. Так вот, продайте мне ваши акции, то есть все двадцать процентов.

– Кто вам сказал, что я собираюсь свои акции продавать?

– Всё покупается и продаётся. Предлагаю вам миллион наличными.

– Вы что, обалдели? – вспылил Шпак-Дольт. – Цена моих акций во сто раз выше. Сейчас только одна земля, на которой стоит казино, стоит под тридцать миллионов. – Он поднялся из-за стола. – Если это и есть ваше дело, давайте закончим разговор.

– Садитесь! – резко сказал Вервейко. – Разговор далеко не закончен.

Кажется, в комнате напряглись не только все присутствовавшие, но и мебель. Руки четырёх телохранителей передвинулись ближе к пистолетам. Шпак-Дольт оглянулся на Владимира, пытаясь с ним встретиться глазами. “Неужто предал меня, скотина? Если предал, это трагедия. Он посвящён в мои секреты”.

– Вы, батенька, в самом деле, присядьте,- сказал Вервейко спокойным голосом. – Видите, в этом дипломате лежит миллион долларов? Вы можете тут же взять миллион, либо вы можете отказаться, но это будет глупейшим поступком из всех, что вы совершили в жизни.

Вервейко открыл свой дипломат, вынул заготовленный контракт и подвинул его Шпак-Дольту. Чемоданчик, набитый до отказа пачками стодолларовых купюр, он намеренно не закрыл, чтоб миллион намозолил глаза пока несговорчивого президента.

– Вот, подпишите, – сказал Вервейко. – А деньги можете пересчитать. Я никуда не тороплюсь.

– Чёрт знает что! – воскликнул Шпак-Дольт. – Вы что, издеваетесь или шутите? Я ни в коем случае не подпишу вашу дурацкую бумагу.

– Вы жизнь свою оцениваете в миллион? – спокойно спросил Вервейко.

Воцарилась долгая тишина. Её нарушало лишь поскрипывание кожаных курток телохранителей. “Что делать? – раздумывал Шпак-Дольт. – Похоже, эти головорезы способны на что угодно. Но им нужны деньги, а не жизнь. Не будет меня, не будет денег”. Эта мысль слегка успокоила.

– Вы эту бумагу припоминаете? – спросил Вервейко, подсунув Шпак-Дольту слегка пожелтевший лист бумаги.

Шпак-Дольт, не веря своим глазам, вперился взглядом в “Акт о хищении” десяти километров труб, которые, будучи прорабом, он толкнул частникам налево, заработав приятную сумму денег. Его хотели отдать под суд, но с помощью очень крупной взятки он сумел дело затормозить. Опасаясь, что дело о хищении когда-нибудь снова всплывёт на поверхность, он поспешил раздобыть приглашение от фиктивных родственников в Израиле и эмигрировал в Америку.

– Это фиктивный документ, – сказал он. – Ничего такого не было. Похоже, меня решили подставить.

– А ты что скажешь? – спросил Вервейко, оборачиваясь на Владимира.

– Документ настоящий, – сказал Владимир. – Он сам рассказал мне об этой истории.

“С потрохами продался, – подумал Шпак-Дольт. – Ну, гадёныш. Ну, погоди”.

– Так что будем делать? – спросил Вервейко. – Подпишем контракт о продаже акций, либо, как следует, обнародуем этот документ о воровстве? Отдадим его в совет директоров, пошлём в средства массовой информации? Вы понимаете, что последует?

Да, Шпак-Дольт хорошо понимал, что после этого последует. Совет директоров им не всегда доволен, у них будет повод его сместить с поста президента корпорации. Будет скандал, будет позор. У него оставалось гражданство России (как жаль, не отказался от него!), поэтому дело о хищении десяти километров труб могут легко восстановить, будет суд, будет тюрьма …

– Вот ведь как может получиться, – сказал кто-то рядом, но не Вервейко, сказал кто-то другим голосом.

Шпак-Дольт обнаружил себя в ресторане, и это сказал ему незнакомец. Фу! вздохнул Шпак-Дольт с облегчением. Всё, что случилось в казино, ему причудилось или приснилось.

– Нет, не причудилось, и не приснилось, – говорил между тем Абадонин. – Всё это в самом деле случилось, только в другом, параллельном пространстве. Человеку, слава богу, не дозволено знать о других, параллельных жизнях, которых могут быть миллионы. Но я бы другое хотел подчеркнуть. Всё, что с нами в жизни случается, не исчезает, не умирает. Каждая мысль, каждый поступок продолжают жить в океане вечности… А вон и приятель ваш возвращается. Приятно было с вами пообщаться.

Шпак-Дольт взглянул на Шилухаметова, а когда хотел незнакомцу сказать что-то вроде Мне тоже приятно, того уже не было у стола.