Об

авторе

АВТОБИОГРАФИЯ

Мать пережила блокаду Ленинграда, чтобы под созвездием Водолея родить в победном 45-м. Мать – медсестра, отец – подполковник, корреспондент военных газет. Развод родителей перенёс без особого потрясения: в трёхмесячном возрасте в разводах не разбирался. Послевоенный голод в стране тоже перенёс вполне неплохо, ибо питался в раннем младенчестве в основном грудным молоком и американским шоколадом.

В школу ходил в четырёх республиках – в Латвии, Белоруссии, Казахстане и России (последняя республика так обширна, что уместно указать на Новороссийск). После окончания строительного техникума возглавлял в Сибири бригады сантехников, одна из которых едва не прирезала за отказ оплачивать пьянки. Решил, что все-таки жизнь дороже, и воротился к Черному морю, где стал корреспондентом городской газеты.

В 64-м начал учиться на филологическом факультете в Ростовском-на-Дону университете, а в 66-м перевёлся на факультет журналистики МГУ. В 69-м уехал в Индию (от Министерства Внешней Торговли), где работал переводчиком английского в течении двух экзотических лет. После окончания университета разным соблазнительным карьерам предпочел деревню Архангельской области – писать роман или что получится, а чтоб не упрекали в тунеядстве – работать учителем истории и английского языка.

Разочарованный жизнью в глуши, довольно скоро вернулся в Москву. В тот же год от жены Надежды родился сын Михаил Александрович (спустя двадцать четыре года он неожиданно стал монахом, а ещё через пару лет – отцом Аркадием, то есть священником православным).

В Москве без особого энтузиазма опробовал такие разношёрстные профессии (ради денег, времени для творчества, а иногда и просто ради впечатлений), как редактор издательства “Молодая Гвардия”, директор Дома Культуры, лесник в заповеднике, грузчик Московской железной дороги, истопник, рабочий булочной. И мог бы опробовать что-то ещё, но эту блистательную карьеру прервало приглашение от тетушки в Израиле (которой, признаться, в помине не было, да и кровью еврейской не мог бы похвастаться). В 79-м эмигрировал в Америку (возможно, влияние американского шоколада, употреблённого в раннем младенчестве) в компании молоденькой беременной Елены, храбро ринувшейся за супругом за Атлантический океан, и ещё дальше, на самый запад, в город Лос Анджелес.

В начале политической свободы и финансовой кабалы, в перерывах между невзрачной работой (продавец обуви, рабочий магазина) и между вознёй с пелёнками Даши (позже окончившей институт международных отношений (Georgetown University) в Вашингтоне и временно уехавшей в Японию преподавать английский язык), – итак, в тот трудный период жизни переделал несколько старых рассказов (удачно покинувших СССР в дипломатическом портфеле африканца), послал их в эмигрантские журналы “Эхо” и “Континент”, и вскоре порадовался публикациям.

В 93-м в Смоленском издательстве вышла первая книга прозы (Поля проигранных сражений) под псевдонимом Владимир Помещик, с предисловием Саши Соколова. Через какие-то шесть лет Московское издательство опубликовало вторую книгу (Веранда для ливней) под родовым именем Александр Мигунов. Конец тысячелетия (или его начало) увенчалось публикацией в США книги рассказов на английском языке (HotelMillion Monkeysand other stories) под псевдонимом Виктор Брук (удобнее для памяти и языка англоязычного читателя, чем тот же Помещик или Мигунов), в переводе профессора Александра Богуславского. До увлечения Виктором Бруком он перевел на польский язык романы Саши Соколова Школа для дураков и Между собакой и волком.

Ну, чем ещё можно похвастаться? Тем, что какие-то рассказы Виктора Брука на английском были включены в программу изучения современной мировой литературы в американском колледже (Rollins College)? Или тем, что рассказ Отель “Миллион обезьян” каким-то очень таинственным образом сумел войти в программу современной литературы для старших классов московских школ?

В 2014 году закончил многолетнюю работу над романом о русско-язычных эмигрантах в Америке “Сказки русского ресторана”.  Среди многочисленных героев этого произведения – демон и ангел, и исходя из этого один из рецензентов решил, что я нахожусь под сильным влиянием Булгакова.

Дешёвый приёмчик вы использовали: обвинять в подражании Булгакову всех, кто в своих произведениях упоминает нечистую силу,  Тогда ведь и самого Булгкова можно обвинить в подражании, скажем, Гоголю, а Гоголя – в подражании Гомеру.

О том, кто на меня повлиял.  Читал я очень много и сызмала, но особенно много пришлось читать на факультете журналистики МГУ, где нашим главным предметом была мировая литература. Наши гады-профессора на экзаменах проверяли знание текстов, а не знание идей,  течений, биографий, посему приходилось читать и читать – тонны художественных произведений. Иначе, признаюсь: запутался я, и в списке повлиявших на меня найдётся не меньше сотни писателей.

Из строя их я вытолкнул бы вперёд Гоголя (мурашки бегут по телу, сколько бы я не перечитывал “Мёртвые души”), “Самопознание” Бердяева, Фолкнера, Умберто Эко, Льва Толстого, Беккета, Итало Калвино, Джеймса Джойса, Флобера, Милорада Павича, “Исповедь” Руссо, Махатма Ганди (“История моих эспериментов с правдой”)…, и многих других. А больше всего повлиял Гоголь. 

Но странное вот что происходило. Когда я под влиянием кого-то брался за перо, я попадал в какую-то клетку, я там задыхался от тесноты. А если внушал себе: ты – один, до тебя никого на свете не было, – вот тогда-то душа и воспаряла.

А как вообще? Доволен ли жизнью? Был бы, скажем, американцем, ответил бы тут же, не задумываясь: о да, всё замечательно! Но русский на чужбине, даже комфортабельной, над подобным вопросом хочет подумать. И столько разных ответов отыскивает, что вообще отвечать не хочет. Доволен ли жизнью Александр Мигунов? И да, и нет, ибо многие радости отравляет угрюмая мысль о том, как он мало, всё ж, написал.

И  ещё огорчение с ранней молодости: угораздило же меня родиться в середине двадцатого века, а не одновременно, скажем, с Чичиковым, и что потому – никакой надежды унаследовать просторное поместье с тремястами душами крепостных и живописнейшими окрестностями.

Тогда б, наверное, не эмигрировал, и писал бы большие романы, ленивые и мечтательные. Писал бы меж присмотром за хозяйством и добрыми делами для крепостных, меж попойками с Маниловыми и Ноздревыми, меж охотами, чтением, флиртом и прочим, чем так славилась жизнь помещиков (вот он, оказывается, откуда, первый-то псевдоним Владимир Помещик. А второй (Victor Brook) в переводе на русский означает лесной ручеёк.

ВЛАДИМИР ПОМЕЩИК,
ОН ЖЕ – САША МИГУНОВ,
ОН ЖЕ – VICTOR BROOK…

Словно вчера сидели на кухне в Сокольниках с русским писателем из Америки Сашей Мигуновым, пили чай. Привез наброски иллюстраций к его первой книге…
                                 читать дальше

ИНТЕРВЬЮ

Почему вы уехали из России?
Я уехал в 79-м. Расхожее мнение: многие эмигранты третьей волны покидали Россию по политическим причинам. Уж очень звучало благородно: диссидент, противник советской власти, воссоединение семей. Но большинство уезжали на Запад в основном  “за хорошей жизнью”…                                                                                 читать дальше

ПРЕДИСЛОВИЕ САШИ СОКОЛОВА
К ПЕРВОЙ КНИГЕ

Итак, ты поселился в Сокольниках. Я же, любезный Владимир, опять на Шикоку, точней, в Кубокаве, о чем и свидетельствует, должно быть, почтовый штемпель. Какая, все-таки, прелесть, эти иероглифы; сколько в них неподдельной живости, грации. Тут между тем все по-старому, что, разумеется, и чарует, тем более что сакура в цвету, а твоя любимая чилибуха кудрявее что ни день. Как и в былые приезды живу без особых сует, отрешенно…
                              читать дальше

G-0W4XH4JX1S google7164b183b1b62ce6.html