– “Ты перед ухабом мелко не дрожи. Как шальную бабу, жизнь в руках держи”, – пел Тигран, с микрофоном в руке прогуливаясь меж танцующих.

Вся атмосфера в ресторане была такой, какой и должна быть, но тут один из официантов, переносивший из залы в кухню поднос с использованной посудой, почуял, как будто, запах дымка. Он всполошился, но, к его чести, не закричал пожар, пожар! Он нашёл заведующего ресторана, который, поправимся, звался менеджером, и тихо сказал ему: где-то горит. Менеджер сам понюхал воздух, запаха дыма не ощутил, но поверил заверениям официанта, что у того чуткое обоняние. Повелев держать язык за зубами, пока источник запаха не выяснится, менеджер вместе с официантом обошли все помещения. И ничего не обнаружили.

– Так что, ещё пахнет? – спросил менеджер, с упрёком, иронией, не по-доброму.

Официант вновь понюхал воздух и честно признался, что не пахнет.

– Уже не пахнет, – поправился он.

– Твою мать! – сказал ему менеджер и пошёл пожаловаться Амеряну на официанта-дурака, с которым и раньше были проблемы, включая сегодняшнее паясничанье со скатертью, вызвавшей переполох.

Да, тем злосчастным официантом оказался тот самый Саба, с помощью которого Голофтеев подпалил зажигалкой ром “Бакарди” крепостью в сто пятьдесят один градус. Ром, как мы знаем, легко возгорелся, хотя его призрачное пламя заметил только некий незнакомец, подбивший Голофтеева на опыт. Неловкое движение Голофтеева привело к опрокидыванию стакана, горящий ром хлынул на скатерть и вызвал панику в ресторане.

Да, Саба скатерть затушил, проявив небывалую расторопность, но по мнению Амеряна, лицезревшего сцену тушения скатерти, он допустил такую оплошность: вместо того, чтобы скатерть скомкать и побыстрее её утащить в производственное помещение, он пронёс скатерть сквозь ресторан, вознесённую над головой, всю обгоревшею, в дырах, промокшую от газированной воды, под шутки, выкрики, аплодисменты успевшей наклюкаться клиентуры. Гарик сжал челюсти от досады и желания вмазать Сабе в морду, но подавил свои инстинкты до подходящего момента. Момент этот ждать себя не заставил.

– А ты что, не знаешь, что делать с такими? – сказал Амерян менеджеру. – Гони его вон из ресторана. Сейчас же гони! А за скатерть – вычти. – Постой, – ухватил он рукав менеджера. – А лучше совсем ему не плати. Он ведь, кажется, нелегал? Ты ведь ему отчисляешь наличными? Нелегал в суд не потащится.

Менеджер задумался.

– Да нет, он на законных основаниях.

– Всё равно не плати, – сказал Амерян. – Идиот! Напугал клиентов.

Менеджер бросился исполнять распоряжение хозяина. Саба выслушал сообщение о том, что его выгоняют с работы, выгоняют немедленно, унизительно, и лицо его, смуглое от природы, с постоянной недельной щетиной, совсем потемнело от прилива горячей кавказской крови. Было бы дело в родной Грузии, Саба прирезал бы Амеряна, да и менеджера заодно, – скажем, не тут же, в ресторане, а позже, в затемнённом переулке. “А ничего, – подумал он, напрягая челюсти и кулаки, – вам и в Америке не пройдёт надругательство над человеком”.

– Деньги давай, – протянул он руку, с трудом обратив волосатый кулак в ладонь с шевелящимися пальцами.

– Какие-те деньги? – спросил менеджер.

– Зарплату за прошлую неделю.

– Получишь потом, – отвечал менеджер. – Если что останется от скатерти. Вычтем за скатерть, – он пояснил.

– Клиент поджигал. С него вычитай.

– Столик был твой. Под твою ответственность.

– Столик не мой, а ресторанный. А если и стол ваш загорится?

– Тогда и за порчу стола удержим.

– А если весь ваш ресторан…, – начал Саба, но не продолжил, ибо его поразила мысль, которую не стоило высказывать.

– Что ресторан? – спросил менеджер.

– Почём твоя поганая скатерть?

– А это только бухгалтер в курсе. Придёшь за расчётом, будешь знать.

– Когда приходить? – спросил Саба, уже догадавшись, что скатерть оценят в сумму, которую он заработал.

– Через неделю. В день получки.

– А ты такой знаешь анекдот? – спросил Саба, играя челюстью.

– Какой анекдот? – насторожился менеджер.

– А ты послушай. Тебя касается. Стоит на московском pынке гpyзин, над головой табличка с надписью: Насосы, всэм кpасывым дэвyшкам – бэсплатно. Подходит к нему девушка и спрашивает: Что, действительно это бесплатно? Грузин говорит: Канэшна, кpасавыца! А мне можно бесплатный насос? Грузин тут ширинку расстегнул и говорит ей: Hа, сосы!

– На, сосы! – повторил Саба и неприлично подвигал тазом, себя похлопывая по ширинке. Сузил на менеджера глаза, из которых блеснули два кинжала, и двинулся в сторону чёрного хода.

Ушёл он, однако, недалеко, не дальше дворика на задах, где в сумраке с запахом гниения стояло несколько баков с отбросами. Там он присел на кусок бетона, какое-то время был неподвижен, пребывая в глубокой задумчивости, потом неторопливо закурил и продолжил свои раздумья.

“Что ему стоило предпринять, то есть как лучше отомстить и хозяину ресторана, и жопу ему лижущему менеджеру, и, заодно, официантам и разгулявшимся клиентам? ” Первоначальный вариант, блеснувший при разговоре в менеджером, Саба временно отложил. После поджога он был бы первым, кто оказался бы в подозрении. Выкурив немало сигарет, Саба один за другим перебрал следующие варианты. Подбросить тараканов или крыс, и позвонить в “Департамент Здоровья”? Вариант был, конечно, неплохой, поскольку, обнаружив эту тварь, ресторан бы закрыли, оштрафовали, и пока разрешили бы снова открыть, бизнес понёс бы большие убытки. Но власти везде тяжелы на подъём, инспекцию могут долго не слать, а Сабе хотелось мести немедленной. Легче что-то сделать с автомобилями. Саба не знал, на каких машинах в ресторан приезжали хозяин и менеджер, но сегодня он смог бы навредить подряд всем машинам на стоянке. Например, мог закапать в дверные замки по несколько капель супер-клея, после которого невозможно вставить ключ и открыть дверцу. Но клея в карманах у Сабы не было, а искать его в это позднее время…

“Ладно, – подумал он, перебрав упомянутые варианты, – давай-ка начнём прокалывать шины”. Вариант этот Саба как-то использовал во время футбольного матча в Тбилиси между местной командой “Динамо” и ереванским “Араратом”. Тогда он с приятелями проколол все шины автомобилей с номерными знаками из Армении. Закончив ещё одну сигарету, Саба нащупал в кармане стилет, с которым никогда не расставался, и стал подниматься с куска бетона. Но тут к нему подошёл человек, лицом в темноте не различимый. Саба покрепче сжал стилет.

– Кто такой? – спросил он сурово.

– Сабе привет, – сказал человек голосом, вроде бы, знакомым.

“Знает меня. Но кто такой?” – подумал Саба и извинился:

– Темно, понимаете. Не узнал.

– Сигаретка найдётся? – спросил мужчина. – Надеюсь, я вам не помешаю? – сказал он, присаживаясь на бетон, принимая от Сабы сигарету.

– Я слышал о вашем увольнении, – сказал незнакомец между затяжками. – Чёрт знает что. Так нельзя поступать. К тому же, и я себя ощущаю виновником вашего увольнения. Это ведь я подбил Голофтеева, ну, того, помните, дурака, на то, чтобы тот поджёг ром “Бакарди”. А вас попросил “Бакарди” достать. Иначе, всё началось с меня. Придумайте, как мне вину искупить?

– Вы замечательный человек, двести долларов не пожалели, – сказал Саба, признав мужчину, – не внешне, по фактам его признав. Вы не причём. Это они… Если бы мог – на одном суку повесил бы жулика Амеряна, и его менеджера-собаку. Даже платить не захотели.

– Даже платить! – повторил Абадонин. – Но об этом вам не стоит беспокоиться. Сколько они вам задолжали?

– Шестьсот, – сказал Саба, сообразив, что незнакомец не зря это спрашивает, и на всякий случай утроил сумму, которую он успел заработать.

Абадонин достал из кармана деньги и отсчитал шесть купюр по сто.

– В счёт искупления вины, – сказал он, протягивая деньги.

Настроение Сабы резко улучшилось.

– Какой великодушный человек! – благодарил он незнакомца.

Человек, ему посланный самим Богом, поставил между ними на бетон бутылку и два стакана.

– Ну, Саба тост. Непременно грузинский.

Саба задумался о тосте, он знал их немало, но в данном случае хотелось сказать что-то особенное. Особое в голову не приходило.

– Да, ты хороший человек, – сказал он, оттягивая тост, – и выпить с таким человеком – подарок. Но вот что совсем нехорошо: как зовут человека, не знаю.

– Леонард, – сказал незнакомец.

– Скажу такой тост, – сказал Саба. – Он с бородой, но от самого сердца. Пусть в вашей жизни, друг дорогой, останется столько бед и печалей, сколько капель останется в этом стакане после того, как я его выпью!

– Да, тост я слышал, – сказал незнакомец. – Но тост – это не анекдот, который, если его уже слышал, смешит значительно меньше. Тост – это вздох, родившийся в сердце.

Саба после первого глотка задохнулся от страшной крепости, даже закашлялся, но уж – нет, заставил себя допить до дна, чтобы, согласно его тосту, в стакане ни капли не оставалось.

– Что это было? – спросил он.

– А всё тот же ром, – отвечал Леонард. – Которым дурак тот спалил скатерть.

– Крепкий, как спирт. Теперь понимаю, почему эта скатерть загорелась, будто её бензином облили.

– Загорелась, возможно, с такой же скоростью, но пламя было совсем другое.

– Верно, другое. Без дыма и копоти. Даже не видно было, что пламя.

Саба придвинул к себе горшочек, вдруг объявившийся на бетоне. Это были грибы “Жульен”, в меру горячие, очень вкусные, и, странно, не из меню ресторана. “Откуда? ” – хотелось Сабе спросить, но не спросил благоразумно, зачем человека теребить мелким излишним любопытством. “Надо дружить с таким человеком”, – подумал Саба, быстро хмелея.

– Фу, как воняет, – сказал Леонард. – Вы сели рядом с кошачьей мочой.

Саба и сам знал, что воняет, и именно рядом с куском бетона, но не на землю же садиться. А перетаскивать бетон – у пяти мужиков силы не хватит.

– Откуда ты знаешь, что кошка нассала? Почему не собака? Не человек?

Леонард извлёк из кармана фонарик, излучающий странный чёрный свет, и посветил им под ногами. На земле засветилось пятно.

– Видите? Только кошачья моча может светиться под чёрным лучом. Это научно доказанный факт.

– А может, собачья тоже светится?

– Вот вам фонарик, – сказал Леонард. – Можете сами это проверить. Посветите под тот фонарный столб. Дождей уже не было неделю, а за неделю, гарантирую, собаки не раз под столбом отделались.

Саба пошёл посветить под столб, быстро вернулся, отдал фонарик.

– Не хочет светиться. Ты прав, Леонард.

– Ещё нужен тост, – сказал Абадонин. – Последний. Мне, Саба, пора уходить.

– Куда? Оставайся! Куда уходишь? Зачем прерываешь хороший момент?

– Момент-то хороший, но есть дела.

– Плохо, кацо, что дела мешают. Но если неотложные и важные… Ладно, слушай прощальный тост. Едут на авто два грузина. И видят – стоит дорожный знак, а на нём нарисованы два яйца. Один спрашивает у другого: Гога, ты знаешь, что это за знак? Другой: Э, Вано, ты разве не видишь, тут же все ясно – Дорога раз-два-яйца. Так выпьем за то, чтоб на наших знаках всегда было только одно яйцо, и наши дороги не раздваивались.

Абадонин попрощался и ушёл, оставив пьянеющему Сабе целых две бутылки “Бакарди”, одну, где оставалась половина, и другую, ещё не раскупоренную; оставил он также оба стакана и горшочек из-под грибов. Бутылку и стаканы Саба оценил, а в бесполезный пустой горшочек опустошил мочевой пузырь, и, обмочив руку тёплой уриной, швырнул горшочек в сторону ресторана.