Подбирая актёров для первого фильма, Клионер не рискнул обратиться к Картовникову. Своей величавой красивой внешностью Картовников ему напоминал неприступного, прошлого века графа, и слишком, по крайней мере, по слухам были знамениты все его приятели, остававшиеся в России. Не отказа боялся Клионер, он не был особенно тонкокожим, но поскольку речь шла о порнофильме, отказ мог оказаться и глумливым, и насмешливым, и издевательским.

“И всё же, почему бы не попробовать пригласить его на главную роль, – размышлял Клионер, то и дело поглядывая туда, где сидел Картовников. – Участие в фильме такого красавчика гарантировало бы успех”.

Клионер подозвал официанта и попросил послать Картовникову бутылку французского вина, и если тот спросит, от кого, указать на него, на Клионера.

Всё сложилось, как нельзя лучше: Картовников бутылку оценил, поклоном за неё благодарил, взмахом руки предложил пересесть.

– Слышал о вас, – сказал Картовников после того, как Клионер устроился рядом с ним. – Но фильм ваш, извините, не смотрел.

– Да что там! – заскромничал Клионер. – Не шедевр. Проба пера. Попытка хоть как-то заполнить вакуум.

– И? Удалось вам заполнить вакуум?

Если Картовников иронизировал, на лице это никак не отразилось. А если даже иронизировал, Клионер не собирался обижаться. Как только фильм “Из России с похотью” появился в местах проката видиков, и его посмотрела едва ли не вся русскоязычная иммиграция, Клионер услышал и прочитал столько самых различных отзывов, с преобладанием обидных, что плевал он на ещё одну иронию.

– Да что вы! – тепло улыбнулся он. – Иммигранты буквально голодают по фильмам об иммигрантах. – И тут был момент закинуть удочку и, намерений не выдавая, прощупать настроение Картовникова. – Но вот, понимаете, парадокс: все хотят видеть себя на экране, а участвовать в фильме – не затащишь.

– Что ж удивляться, – сказал Картовников. – Кто же захочет себя опозорить участием в порнографии?

“Он не захочет, – сник Клионер. – Зря разорился на бутылку”.

– Как сказать, – отвечал он. – Не все считают это позором. Напротив, кое-кто и гордится участием в этом виде искусства.

– Искусства? – спросил Картовников.

И тут бы, возможно, начался спор, можно ль порнографию считать искусством, но Картовников, к счастью, тут же опомнился. Слишком нелепо, подумал Картовников, доказывать то, что очевидно, что порнография не искусство, а просто один из коммерческих трюков заработать на низменных инстинктах. Кроме того, ему не хотелось портить отношения с человеком, у которого явно были деньги, и которого он мог бы использовать для своих личных проектов.

– Говоря об искусстве, – сказал он. – Есть одна гуманная идея, которая, если осуществить её, не только даст возможность заработать, но и поможет сразу многим талантливым людям в нашем отечестве. Я вас не агитирую на участие, но, может быть, вам будет любопытно услышать, что это за идея?

– Я не спешу, – сказал Клионер, хотя уже явно терял время на бесперспективного человека.

– Вы слышали, наверное, о том, что происходит в Измайловском парке?

– Слышал. Там, вроде, большая толкучка.

– Но на Измайловской толкучке торгуют не только барахлом. Там собирается много художников и других представителей изобразительного искусства. Сейчас, продавая свои изделия, они мёрзнут в плохую погоду, согреваясь, можно сказать, только водкой. Почему бы кому-то, ну, вам, например, не заняться доставкой и установлением в Измайлово надувного гигантского ангара или даже нескольких ангаров, в которых представители изобразительного искусства могли бы продавать свои изделия?

– Любопытно, – сказал Клионер, сказал не потому, что было любопытно, а потому, что уже научился манере многих американцев не говорить ни да, ни нет, а просто не делать что-то, и всё тут. – Любопытно знать стоимость ангара?

– А это я уже проверял. Я связался с несколькими компаниями, торгующими подобными ангарами, они прислали мне информацию. Один ангар стоит сто тысяч.

– Сто тысяч, – сказал Клионер. – Ничего себе, сто тысяч. Оправдается ли такое? Не в убыток ли обойдётся?

– Отчего же не оправдается? Если даже каждый продавец будет платить вам такую-то сумму…, сумму вы, понятно, просчитаете…

“Да иди ты! – подумал Клионер. – С тобой ещё бизнесом заниматься. Все заделались бизнесменами – предприниматели без капитала с фантастическими идеями. С любым из них свяжешься, прогоришь”.

– Хорошо, – произнёс Клионер. – Я непременно просчитаю.

И поспешил к своему столу. Так поспешил, что наскочил на незнакомого мужчину. Клионер рассыпался в извинениях.

– Ну, извиняться. С кем не бывает, – отвечал весело Абадонин. – А я, кстати, именно вас и разыскивал. Я обещал вас свести с человеком, который мог бы вам рассказать одну любопытную историю об интимных отношениях с животными. Хотите, сейчас же и познакомлю?

Они приблизились к Перетятько. Как только фотограф сообразил, что, направляясь в его сторону в сопровождении незнакомца, Клионер вглядывается в него, он взвился со стула с такой лёгкостью, будто надут был не жиром, а гелием. Фотограф знал, кто такой Клионер, а его порнофильм “Из России с похотью” он посмотрел несколько раз. Он огорчился, что прозевал объявление в русской газете, приглашавшее всех желающих поучаствовать в новом фильме, разумеется, после пробы. Из-за того он даже поссорился со своей сестрой Раисой, которая на пробу не пошла, но и ему о том не сказала. Тоже, нашёлся мне актёр, – возражала он ему. – Кто ж тебя такого жирного возьмёт?

– Вот, познакомьтесь. Перетятько, – сказал Абадонин Клионеру. – Талантливый фотограф, славный человек. У него есть занимательная история, которую вы могли бы использовать.

Перетятько тряс руку режиссёра с энергией и силой здоровяка, у которого, может быть, не жир, а гирями накачанные мышцы.

– Что хотите вам расскажу!

– А я вам уже, кажется, не нужен, – сказал Абадонин, на шаг отступая, и тут же, как будто, растворился в задымлённом пространстве ресторана. Его странное исчезновение мог бы заметить только тот, кто наблюдал за ним неотрывно, а за ним в тот момент наблюдал Фабрицкий, единственный непьющий человек за столом, отмечающим бар-мицву.

Клионер решил обойтись без вступлений.

– У вас есть интересная история о том, что случилось в глухой деревне с человеком по имени Зиновий…

– А вы откуда о нём слыхали? – спросил поражённый Перетятько.

Он не помнил, чтобы в Америке он хоть кому-нибудь упоминал ту поразительную историю. В самом начале эмиграции он чаще всего общался с Заплетиным…, но – нет, и ему не говорил.

– Об этом я слышал от господина, который нас с вами познакомил.

– А он откуда об этом узнал?

Клионер пожал плечами.

– Если мы с вами начнём разбираться…

– Да, в самом деле. Чего разбираться, – опомнился Перетятько. – Вы меня, конечно, извините, но вам-то зачем знать о Зиновии?

– В данный момент я не знаю, зачем. Расскажите историю, будет видно. Может, она мне и не понадобится. А может, пригодится в новом фильме.

“Кинофильм по моей истории! – Воодушевился Перетятько. – Глядишь, заработаю на этом. В кино они платят хорошие бабки. На этом можно разбогатеть”. Он хотел было спросить, сколько заплатят за историю, но благоразумно не спросил, побоялся режиссёра оскорбить несвоевременным вопросом. Он охотно открыл рот и, можно сказать, на одном дыхании рассказал нижеследующую историю.

Как-то, в одной из глухих деревушек, куда судьба иногда заносит предприимчивых фотографов из райцентра, кто-то из жителей спросил, а не хочет ли он заснять существо, которое в деревне звали чудищем, которое все боялись увидеть под влиянием суеверия: что, мол, кто посмотрит на то чудище, у того тут же вывалятся зубы. В деревне было несколько беззубых, и их попытались подстрекнуть на то чудище поглядеть, но все они решительно воспротивились. Например, одна беззубая старуха отказ мотивировала тем, что, мол, при взгляде на то чудище человек теряет не только зубы, а тут же все волосы выпадают.

– Вше выпадают, – она прошамкала, – надглазные волошы, подмышками, даже шрам вешь оголяется.

– На кой-те волосы? – ей возражали. – Тобой и с волосами не залюбуешься, а срам твой тем более кому нужен. И в гроб тебе, бабка, давно пора. На хрена тебе волосы в гробу?

Перетятько не верил во всю эту чушь, и он бы ничуть не побоялся сфотографировать что угодно, но он был практичным человеком, который так раскинул мозгами: если из нормальных поселян порой невозможно вытянуть деньги за фотографию их семьи, то за фотку какого-то чудища ему уж точно никто не заплатит. Сделав вид, что он должен обдумать, будет ли он фотографировать чёрт его знает, какое чудище, он стал подробно о нём расспрашивать. Ему рассказали о Зиновии, который несколько лет назад внезапно покинул деревушку и поселился в лесной чаще в наспех сколоченной хибарке. Появлялся он в деревушке редко, лишь закупить хлеба, водки, гвоздей, керосина и всё, пожалуй. А остальные продукты питания ему давала его скотина, включавшая нескольких свиней, пару коз и гарем кур, опекаемых похотливым Султаном, как, в самом деле, звали петуха.

За Зиновием, естественно, шпионили, забредая в его уголок чащи, якобы, за ягодами и грибами, и как-то застигли его за актом с одной из его свиней. История мгновенно разошлась, и всем стало очень интересно, а сможет ли, скажем, свинья забеременеть от сношения с мужиком, и если сможет, то что получится. У всех было собственное соображение о том, как будет выглядеть плод, и автор с немалым удовольствием расспросил бы подробно всех подряд и описал бы каждую версию свиночеловеческого младенца, но испугался, что эта затея заведёт его слишком далеко.

Прошло ещё несколько месяцев, и по деревне прошёл слух: кто-то, подкравшись к хибарке Зиновия, услышал, как тот, будто, гугукал, а в ответ раздавался тоненький визг. Зиновий услышал того, кто подслушивал, выскочил с заряженной двустволкой, выстрелил в воздух и повелел передать всем деревенским, что крупную дробь в обоих стволах он всадит в следующего любопытного, который приблизится к хибарке ближе, чем на двадцать шагов.

Угроза Зиновия подействовала: с тех пор его хибарку огибали за всю сотню шагов. А слухи и версии о существе, подраставшем в хибарке Зиновия, за неимением доказательств и отсутствием возможности их проверить, продолжали оплетаться новыми фантазиями и, как мы знаем, докатились до предположения о чудище, при взгляде на которого все зубы выпадают, а по утверждению беззубой, человек лишается всех волос.

– А вы не хотели б сыграть Зиновия? – спросил Клионер, прослушав историю.

– Да что вы? – отшатнулся Перетятько.

– А я заплачу. И довольно неплохо.

– Неплохо? Ну сколько, например?

– Пятьсот долларов вас устроят?

– За такую позорную роль и пятьдесят тысяч немного, – сказал Перетятько, не торгуясь, а просто высказывая мнение. – А другая роль для меня найдётся?

– Не обещаю, – сказал Клионер.

Что ему было обещать. Толстяк ему был больше не нужен. А вся история о Зиновии слово в слово переселилась в миниатюрный магнитофон, который лежал в нагрудном кармане.